На маленьком табло видеомагнитофона 3:48 утра. Как-будто выспались. Со смутным чувством оглядываюсь вокруг. Дом, теплая, уютная постель, в кресле еще дремлет шерстяной лохматый коврик - наша собака, даже ей еще рано на службу.

- Сколько сейчас на Полярном? Это плюс 2 часа, получается около шести. Вставать еще рано, потому что сегодня воскресенье, а на работу - завтра и значит, можно еще немного поспать.

Немного поворочившись, наконец пристраиваюсь к Димке, уже засыпаю и вдруг..

- Светка, достань фонарик, - слышу близкий шепот начальника. Ну вот, совсем разбудил, придется лезть к самому телу, туда, где живут еще батарейки, фотоаппарат, подсыхающие за ночь варежки и носки, а утром туда же отправится поллитровочка с горячей водой - запас на ходовой день до обеда.
- Без десяти шесть, еще сорок минут до подьема, спи дальше, - и начальник отдает назад фонарик, который тут же исчезает за тремя молниями . Пытаюсь вытянуть ноги и натыкаюсь на чьи-то явно замороженные!? Димкины или Ивана? Черт, наверное это мои ботинки, с утра их опять придется отмораживать...

Ночь - самое теплое время, после жарких ходовых часов с рюкзаком. В двух спальниках, вставленных один в другой - тепло, особенно, если спишь в серединке. Это пожалуй, одна их немногих слабинок для меня, как для женщины. Вторая - лыжню топтать не надо, мужики и так, как бульдозеры, только поспевай.

Под утро температура в иглу минусовая, но когда начинаем готовить завтрак, заметно теплеет, уже +1 по Цельсию! Это в первые несколько дней - никаких проблем проснуться, отбросить еще сухой спальник и бодрыми движениями начать сборы в окружающее тебя белое безмолвие. И если только на улице не пурга, то утрений моцион можно считать вполне безопасным. На пятый-шестой день, найдя стоящий у входа анорак и выбив оттуда лед, с внутренним содроганием и внешним оптимизмом со скрипом протискиваешься в узкую мышиную щель, называемую выход .

Я второй раз на Полярном и вновь в феврале. И уверена, что будет третий, четвертый...

Первый раз мы приехали сюда втроем в 2000-ом, и нам очень хотелось взайти на Пайер. Тогда, впрочем как и сегодня, нас считали сумасшедшими и ... желали удачи.

Как кадры из фильма всплывают в памяти - поезд Москва-Лабытнанги, и люди, провожающие нас взглядом из окна вагона; первая иглу, построенная за 1час 40 минут; восходящее над бескрайней белой тундрой алое солнце. Начальник берет азимут по карте и говорит - Нам во-он на те тучки... ой, это не тучки, это ОН - Пайер!
Потом были томительные два дня пути к горам. Мы удивлялись солнцу и синему небу, прозрачному воздуху и вдруг возникающим в нем солнечным столбам, сверкающей розовой тундре на закате и ярко-алой полосе следа пролетевшего вдали самолета.

В тот вечер под Пайером, окруженные со всех сторон скальными гребнями гор, при сияющих на почти черном небе звездах, мы думали о предстоящем восхождении.

- Подьем по северо-восточному ребру - один из самых сложных! - обрадовал нас Дима, пообещав нам множество самых разнообразных впечатлений.
- А меня лыжные палки..., - глядя куда-то вверх, философски заметил Андрей.

Наутро был крутой скально-ледовый склон Пайера и едва цепляющиеся за него кошки и ледоруб. Андрюха в середине нашей связки был словно Райнхольд Месснер с лыжными палками (в Саратове нас спросили - А зачем вам ледорубы? - На всякий случай взяли два, оказалось мало...). Вдруг налетевшее на вершину облако закрыло красивейший гребень восточного Пайера. Мы едва успели сделать несколько снимков с вершины и оставить в заснеженном туре свою записку о восхождении. Было четыре часа дня и пора было спускаться. А как? Посмотрели вниз - наша иглу кажется рядом (всего?! 800м по вертикали) и в то же время спуск до нее по пути подьема - немыслим.

Выбрали самый безопасный - на озеро Кечпельто, навесили шесть веревок и заночевали на крохотном скальном островке посередине склона. Системы снимать не рискнули, как были в связке, так и пристегнулись все на один ледобур, сняли лишь кошки, и в бахилах и пуховках продрожали всю ночь в спальнике, иногда высовывая нос и посматривая на удивительно звездное небо. За всю ночь, показавшуюся вечностью, наверное несколько минут мы все же поспали, потому что на утро Андрюха поведал нам страшную тайну, как ОТСТЕГНУВШИСЬ, лазил на склон за слетевшей варежкой! Могли бы больше и не увидеться...

Андрюхино мировоззрение сменилось от возвышенного Эх, сейчас бы на юг - пиво, пляж, девочки...
до приземленного Сейчас бы в иглу, поесть... - он открывал для себя Север.

Весь следующий день жутко уставшие и голодные (а ели мы только утром предыдущего дня) мы шли к своей иглу через два перевала, по шажку, по метру...
- Светка, остановись, я отстегнусь - уже при подходе к иглу молил Андрюха, мечтавший побыстрее освободится от начинавшей надоедать за двое суток обвязки. Было 5 вечера. Праздничный обед с борщом и салом плавно перетек в праздничный ужин с салями и картошкой-пюре, и мы вновь ощутили, что еда - это наслаждение вкусом, а не только калории, которые требует натруженный организм, чтобы тут же пустить их в ход.

А в голове все стучало - Мы это сделали! Мы взашли на Пайер в феврале!
Когда совсем стемнело, и все небо было усыпано звездами, мы вновь, как и двое суток назад, молча смотрели на него, мысленно благодарив за тот дар, который он нам преподнес.